У каждого из 415 ее жителей есть повод гордиться — их деревня основана в 1284 году, именно в тот год, когда с легкой руки Альфонсо X Мудрого, короля Кастилии и Леона, у этого государства впервые появилось название «Астаррика», которое сегодня мы произносим как Австрия.
Самолет из Вены, проскользнув в ущелье, мягко касается посадочной полосы. Аэропорт в Инсбруке — один из самых сложных для пилотов (здесь запрещено использовать автопилот при заходе на посадку) и предельно простой для пассажиров. Он небольшой, понятный, заблудиться в нем невозможно, и даже от самолета и обратно пассажиры идут пешком. Менеджер по странам Центральной и Восточной Европы компании Swarovski Optik Томас Церлаут встречает нас на выходе. Мы снова в Альпах и по приглашению компании Swarovski Optik отправляемся добывать альпийского сурка.
Сурок-сурок
Австрийский сурок (Marmota marmota — что в дословном переводе с латыни означает «сурок-сурок») — деловит и обстоятелен, как и полагается коренному жителю тирольских Альп. Здесь все подчинено извечному порядку, и никакие обстоятельства не должны менять сложившийся уклад жизни — иначе и не выжить в этих суровых условиях. Это наши сурки-байбаки (Marmota bobak) суетливы и нервны, и даже малейший дождь заставляет их скрываться в глубоких норах, а первые сентябрьские похолодания вообще усыпляют до весны. Австрийский высокогорник (его ареал простирается до нешуточных 3 200 м!) не таков: если в расписании сказано бодрствовать до октября, то он и будет себе невозмутимо сидеть на камне, даже усыпанный снегом, а уже в марте, как по будильнику, снова заступит на свой пост. Дождь его не смущает нисколько — только когда он усиливается, сурок-сурок прячется в нору. Marmota marmota — реликтовый представитель фауны ледникового периода (современник Скрэта, так сказать), и сегодня зона его обитания ограничена высокогорными районами, где еще остались нетронутыми милые его сердцу ледники. На богатой растительности альпийских лугов, рядом с коровами из рекламы шоколада, он методично поглощает листья, соцветия и корни, за лето наедаясь достаточно, чтобы с этими запасами жира пережить шесть месяцев спячки.
Охотничий вид
Угодья в районе Гшнитца уже много лет арендованы неким швейцарцем. Он приезжает сюда несколько раз в год, чтобы поохотиться на козерога, благородного оленя и шамоа (серну). Все остальное время в угодьях работают егеря, занимающиеся охраной и отстрелом по утвержденному плану. В Австрии с этим строго: попробуй не выполнить план по отстрелу, составленный согласно таксации! Содержание угодий, по самым скромным оценкам, стоит швейцарцу не менее 200 тысяч евро в год. Тем не менее, посторонние охотники в угодья не допускаются. Разрешение отстрелять трех сурков в этих местах — особая привилегия для компании «Сваровски».
На восемь миллионов австрийцев приходится 114 тысяч охотников. Главным охотничьим видом в Австрии является косуля, ее стреляют даже больше чем зайца (260 тыс. против 250 тыс. в год). Следом за ней идут олень и шамоа. Альпийский сурок также считается охотничьим видом. Только в Гшнитце, на 6 тысячах гектаров, ежегодно отстреливают около 80 особей, а всего в Австрии, 70% которой составляют горы, за год добывается около 8 тысяч сурков-сурков.
Сама охота, вопреки общепринятым правилам, не заканчивается дружеской пирушкой с поеданием блюда из свежедобытого трофея. То есть пирушкой-то она заканчивается, и иногда совсем даже неплохой (с учетом разнообразия местных шнапсов). Эту охоту — несмотря на то, что в ней присутствуют и поход в горы, и выслеживание зверя, и его добыча — австрийцы именуют «дружеская встреча для общения». Дело в том, что сурок — не рядовой трофей; охота на него для австрийцев — это, скорее, дань охотничьим традициям, событие и своеобразный ритуал. Вот только блюд из сурка австрийцы не готовят. Нам, пробовавшим этого грызуна в разнообразной рецептуре, удивительно было узнать, что австрийцы сурка в пищу уже не используют. Как сказал нам Томас Церлаут: «в горах еще есть пара-тройка стариков, которые помнят, как его готовить». Судя по целительной силе местного воздуха и средней продолжительности жизни, эти же старики вполне могут помнить еще и эрцгерцога Франца Фердинанда.
В наше время сурка-сурка добывают ради жира, а также для изготовления трофея. Австрийский традиционный трофей — резцы, их закрепляют на деревянном табло. Раньше еще очень ценился мех сурка — он ноский и теплый. Жир использовался в народной медицине, сейчас на этом поприще подвизаются большие и малые косметические компании. Здесь, в горной местности, и сегодня почти в каждом кафе вам предложат чудодейственное средство из переработанного жира, избавляющее от разнообразных недугов. Впрочем, как убедились мы, многие из местных шнапсов исцеляют не хуже.
Пристрелка
Небольшая гостиница в Гшнитце, пропахшая еловым деревом — приют для охотников и альпинистов. Австрийцы почти поголовно альпинисты вне зависимости от пола и возраста; они карабкаются в горы целыми семьями и, судя по всему, получают от этого настоящее удовольствие. Вспоминается прошлогодний случай: застигнутые густым туманом во время охоты на шамоа, мы с егерем сделали привал на узенькой тропке, нависшей над трехкилометровым провалом, — идти дальше было просто опасно, во всяком случае, для меня. Спустя час из молочного облака материализовалось, протиснулось мимо нас, как проходят на свои места опоздавшие зрители в кинотеатре, и было вновь проглочено туманом жизнерадостное семейство в составе папы, мамы и трех разновозрастных румяных босяков. Охотничий контингент в гостинице был, кроме меня, представлен главным редактором «Основного инстинкта» Сергеем Александровичем и главным редактором «Мастер-Ружья» Игорем Самохиным. Самохину стрелять сурков внове, он специализируется по капским буйволам. Его рассказ о недавних трофеях прерывает приезд нашего егеря Томаса Месснера. Проливной дождь не меняет наших планов, и все участники экспедиции отправляются на пристрелку оружия.
Коренное отличие австрийской охоты на сурка от привычного нам варминтинга состоит в том, что мы максимально увеличиваем дистанцию до цели, а австрийцы ее максимально сокращают. Объясняется разность подхода тем, что в варминтинге нас интересует больше спортивный аспект — а здесь, в Австрии, все делается строго по-охотничьему, то есть основательно и наверняка. Еще в сопровождавшем приглашение письме Томаса Церлаута было упомянуто, что стрельба будет вестись с дистанций около 100 м. Тогда я был уверен — здесь что-то явно напутали. Ошибкой показалось мне и упоминание о том, что будет использоваться оружие калибра .223 Rem. Как выяснилось на месте, здесь Томас таки ошибся — предоставленный нам карабин был рассчитан на патрон .222 Remington!
Калибр .222, по мнению любого из отечественных варминтеров — совсем несерьезное оружие для того, чтобы положить на месте такую крепкую на рану тварь, как сурок, с того расстояния, какое наших варминтеров интересует. Именно поэтому в наших краях при охоте на байбака большим почетом пользуются высокоскоростные «семерки» и «тридцатки», чудовищное поражающее действие пуль которых призвано компенсировать технически простительные по причине многосотметровых дистанций попадания в дичь вне гарантированно убойных зон. Австрийцы считают иначе: по их мнению (собственно, это и есть правильный подход с точки зрения сознательного охотпользования), гораздо важнее попасть точно по месту. Калибр .222 Remington как нельзя лучше подходит для успешного решения этой задачи: как известно, этот патрон долгое время доминировал в «коротком» бенчресте, а рекорд кучности индивидуальной группы, установленный М. П. «Маком» МакМилланом еще в далеком 1973 г. — расстояние между центрами максимально удаленных пробоин в группе из пяти составило тогда 0,009 дюйма — до сих пор не побит, и не факт, что когда-нибудь будет. Согласно австрийским законам, минимальная энергетика пули для охоты на животных массой до 30 кг составляет 1 000 Дж, так что и здесь все в порядке.
Нам троим предстояло знакомство с оружием. Все трое будут охотиться с австрийским набором — карабином Titan от R?ssler Waffen и прицелом-постоянником Swarovski Habicht PF-N 8×56. Такие параметры нам в диковинку; за два десятилетия, прошедших с того момента, как мы открыли для себя оптические прицелы, каждый из нас привык к переменникам. Этот PF-N 8×56 — такой себе кондовый, крепкий и, что немаловажно, недорогой прибор; осознанный выбор для представителя среднего класса. Вдобавок при прочих равных постоянник всегда будет и легче, и светлее — сказывается меньшее количество линз в наборе. Но тем, кто привык находить цель на малом увеличении при большом поле зрения, а прицеливаться уже на максимальном увеличении, поначалу придется нелегко.
Оружие мы пристреливали в пересохшем до следующего таяния снегов русле реки. Дистанция — 100 м, карабин на упоре, поэтому пули быстро находят центр мишени. Теперь мы готовы.
Охота
Старт был назначен на 8 утра. Дождь только прекратился, но перспективы поимки сурка были все еще туманны. Предполагалось, что от гостиницы мы поднимемся на машине до высоты около 1 900 метров, а дальше пойдем пешком. Непредвиденная остановка: на противоположном склоне мы замечаем оленя. Томас Церлаут проворно монтирует на штатив новинку Swarovski — модульный телескоп ATX/STX. С его помощью мы не только оцениваем трофейность экземпляра, мирно пасущегося в 930 метрах (проверено дальномером Swarovski El Range 8×42), но попутно обнаруживаем на склоне еще и двух косуль, и стадо шамоа из 13 особей. С помощью переходника (два движения — и готово!) Томас устанавливает на окуляр адаптер для камеры. Хотите фото с оленем? А с шамоа? Извольте! Вдоволь наизумлявшись как богатству фауны, так и качеству HD-картинки телескопа ATX/STX, мы продолжаем путь. Когда въезжаем в облако сплошного тумана, я даже не удивляюсь. Пережидаем его в небольшом кафе на высоте 2 064 м (очередной сорт шнапса); как только туман немного рассеивается, идем вверх.
Спустя час мы обнаруживаем сурка, обсыхающего на камнях возле норы. Я передаю право первого выстрела старшим товарищам. Егерь удаляется с Сергеем, затем будет очередь Игоря; мы устанавливаем свои телескопы и издалека наблюдаем за процессом. Сурок настороже, но группа захвата маскирует свое передвижение. Вот ведь как: в тире по неподвижной мишени у всех все просто! Да и вчерашняя пристрелка помогла хоть немного понять оружие. Но здесь горы, здесь ожидание и волнение, здесь колотящееся после переползаний между камней сердце… Неудивительно, что два первых выстрела, отозвавшиеся эхом в сонных скалах, идут мимо. После первой пули, просвистевшей над головой, сурок лишь недоуменно оборачивается, пытаясь понять источник беспокойства (вот ведь выдержка); второй выстрел, взметнувший каменную пыль под ним, заставляет его удалиться в нору. Сергей раздосадован, мы его успокаиваем, а егерь обещает: шанс еще будет.
Вновь долгий поиск — и, наконец, новая возможность. Коровы — везде. Мы, продрогшие, приклеились к огромному мшистому валуну; нас обтекают обрывки тумана, а звон колокольчиков — у каждого своя тональность, узнаваемая хозяином за километры, — раздается отовсюду. Пастухов нет, их функции исполняют прирожденная сознательность австрийских коров и тонкие нити проводов электропастуха, ограждающие подступы к опасным склонам. Сурки с их шахтерскими наклонностями вызывают у крестьян зубовный скрежет: многие коровы, проваливаясь в сурочьи лабиринты, ломают ноги.
Первый выстрел Игоря Самохина по сурку (которого мы до того рассматривали минут сорок, выжидая, пока он хоть немного отползет от норы) проходит мимо, но второй, следующий мгновенно за первым — вот ведь натренировали его африканские обстоятельства — достигает цели. Есть первый трофей!
Приходит и мое время. Оставив компанию рассматривать сурка и делиться впечатлениями, вдвоем с егерем мы отправляемся на поиск удачи. Мы долго идем, меняем места, осматриваем склоны вверху и внизу. И вот, когда я уже почти перестал надеяться, находим сурка — пригревшись на выглянувшем из-за облаков солнце, тот вальяжно разлегся на камне. В свой Swarovski El Range 8×42 я могу рассмотреть даже выражение его довольной мордочки. Всего-то 200 метров! Неужели нельзя? Продолжаем приближаться гуськом, согнувшись в три погибели и стараясь не звякнуть и не грюкнуть чем-то о камни. Исключений нет: Томас непреклонен, отказывая мне в просьбе выстрелить с дистанций в 180, 150 и даже 130 метров. Три отказа подряд — дальше лучше не пробовать, я помню это еще с пубертатных времен. Наконец — 106 метров, и я укладываю карабин на заботливо подложенный егерем рюкзак. Взвожу подъемом рукояти затвор, сдвигаю спусковой крючок вперед для активации шнеллера — сурок в боковой проекции, и я навожу перекрестье прицельной сетки ему чуть ниже уха. Нажимаю на спуск — и, несмотря на слабую отдачу, теряю цель из поля зрения восьмикратника. Передергиваю затвор и лихорадочно пытаюсь найти сурка в поле зрения прицела — для повторного выстрела. Но этого не требуется; егерь хлопает меня по плечу и говорит «Аллес!».
Мой трофей — настоящий красавец, крупный по местным горным меркам пятилетний самец. Традиционное поздравление, еловая веточка смочена в крови и прикреплена на кепку.
Спустя пару часов своего сурка добывает и Сергей. Лицензии закрыты, мы полны впечатлений и опьянены горами. Напевая в тональности ля минор песенку Бетховена на стихи Гете «И мой сурок со мною», усталые, но довольные, возвращаемся в гостиницу
